|
Михаил
АРМАЛИНСКИЙ
Истинный фольклор
Цель этой заметки – не позволить затеряться алмазному зерну
неизвестно в чём. Столько сейчас напечатано в России отбросов, которые зовутся
«эротическими», что немудрено, если непроглядно засыпана ими окажется эта
замечательная книга. А называется она так: «Русский эротический сказ». Издана
она в городе Бендеры в 1993 году издательством «Полиграфист», страниц в ней 176,
тираж по нынешним российским временам немалый – аж тридцать тысяч. Художник
Михаил Бруня старательно и генитально проиллюстрировал обложку и внутри, что
соответствует.
Игорь Гергенредер собрал и обработал материал, записанный им в
различных сёлах на Приуралье в 1972 – 1975 годах. Неизвестно, в чём состояла
обработка материала, – об этом не говорится в предисловии под названием «Личное
и космическое в соитии». Но зато говорится в нём о том, как автору
посчастливилось побывать летом на Приуралье на празднике по имени «гульба».
Это, скажем, языческий праздник, на котором обнажённые парни и девушки играют в
хитрые, тельные игры, сопровождаемые ярчайшими изречениями и говором. Они-то,
сюжетно выстроенные, и образовали прозрачную ткань сказов, коих шесть.
Фабульная структура сказов подпадает под известные формулы сказок,
где, конечно же, добро побеждает зло, а компонент волшебства реализуется
исключительно сексуально. Современность привносит в сказы политические персонажи
– приметы времени Бухарина, Блюхера, Сталина, Микояна, но на их месте могли
оказаться и другие злодеи, и структура сказов не пострадала бы. Использование же
этих политических фигур в эротическом сказе низводит их с пьедесталов и
приравнивает к обыкновенным людям, чьи имена можно, не заботясь, произносить
всуе. И в этом выражается народная устойчивость к лжепророкам.
В сказах используется свежая лексика, которая, несмотря на всю
точность изображения гениталий и их взаимодействий, осуществляет это с
величайшей нежностью, тактичностью и юмором. Вот, к примеру, какие слова
надуманы для женских половых органов: звёздочка, приветень, кучерявка, елок,
курочка-сладкоежка... А для мужских имеется – теплюша, старичок, посошок, месяц,
оголовок...
И на этой доброй основе складываются такие поговорки:
«Звезда под платьем – месяц со статью! Отчего она горит? Больно
месяц становит».
«Оголовок прущий, вытепляй пуще!»
Русский мат, обжившийся в современных печатных текстах, легко и без
боя уступает место никогда не публиковавшемуся трогательному лексикону.
И.Гергенредер пишет:
«Наблюдая в 1972 – 75 годах народную жизнь русского Приуралья, я
встречал среди грубостей и оголтелого цинизма озорно звучащее: «А мы –
восхищаться! А мы – обожаться!», «Завелись в леске коренья – ищут девки
восхищенья!». Как часто слышалось: «Помедуем», «Захорошеем»! Или объяснение в
любви: «Я тебя восхищу!» – «Ой ли?» – «Была б приветень добра – навздыхаешься до
утра».
О любовном времяпрепровождении героев говорится так: «Кинет в
счастье криком-вздроглостью – затихнут до бодрости».
Настаивая на своеобразии языка, необходимо прежде всего его
продемонстрировать. Вот характерный абзац из сказа «Зоя Незнаниха»:
«Нового человека на интересном гуляньи накормят, хоть лопни, а голым
допустить до голой бабьей красоты – подумают. Долго будут на тебя
глядеть-думать, каков ты сердцем-то на любовь. Можешь ли чего веселого из сердца
дать или только запускаешь по голым титькам щупарика?»
Или такие вот портреты из сказа «Степовой Гулеван»:
«Жёны: губищи большого пальца толще; крашены, как из мужика крови
насосамшись, а глаза горят – еще дай!
А дочки? Подростки – не боись загвоздки... Только пусти их к нашим
парням. Из машин повыйдут у своих дач – титьки торчмя, как за ручку берись. А от
зада отскочи мяч тебе в голову: без башки останешься. Какое там горло? Какая
чахотка – на зеве махотка?»
А вот описание игры, в которой парень должен узнать по запаху на
губах девушки название цветка, которым она губы потёрла, а потом спрятала меж
ляжек:
«Коль нечутка ноздря – изготовился зазря. Принюхайся к девичьим
губам, на поцелуи жарким, назови, какой целован цветок: заячий огурчик,
навздрючь-копытце или драпач. Узнал – ляжки врозь гулёваны, вот она медована;
даст цветку срониться; ухаживанье принимается, за жемчугом ныряется. А нет –
оторвись мучиться».
Специфика фольклора по сравнению с печатной литературой та, что он
способен счастливо пережить давление любой цензуры и других форм притеснения.
Если автора романа и его рукопись можно уничтожить, что делалось не раз, то
фольклор неуловим, ибо не принадлежит никому конкретно и передаётся из уст в
уста. По этой причине фольклор, в отличие от печатной литературы, остаётся в
неискажённом виде, отражая истинное лицо и душу народа. Фольклор пытались
уничтожить, публикуя его – занося на бумагу, его можно искажать, вырезать,
подтасовывать. Но, с другой стороны, напечатанный текст можно опровергать,
борясь с фальсификацией.
Так или иначе, фольклор продолжает жить своей жизнью, и бумага ему
нипочём. Если она отразит его верно – хорошо, а неверно – он продолжает своё
вольное бытие. Это у бумаги жизнь, всё стерпливающая. Потому-то фольклору
удалось пережить как христианство, так и коммунизм, оскверняющие стыдом
человеческое влечение друг к другу, и цвести не идеологией, а идеей космичности,
о которой говорится в предисловии.
Доставайте эту книгу во что бы то ни стало и читайте – вот где
проверится ваша способность любви и, в том числе, – любви к русскому языку.
Миннеаполис, США
Рецензия опубликована в
«Книжном обозрении», N 42, 22
октября 1993, Москва.
________________________________________________________ |
