Поэтический дневник (часть девятнадцатая)

 

Предыдущая подборка

 

8 августа:

 

* * *                 а.с.

 

ты учил меня верности виртуальной - и не взаимной,

я ждала тебя год – лишь бы голос послушать и фразу

бесконечную, - вот

                                 я нашла тебя - и не поймала.

 

только перышко злится в руке и разносит заразу

откровенья: пойми меня, женщине быть безразличной

не к лицу молодому, смеющемуся над другими,

 

чтобы мало-помалу осЫпаться, - и только имя

чуть встревожит в объятьях похожих

                                                                тебя,

но поймали с поличным

нас раздельно - и в жизни другой:

                                                          как тебе она, впору –

в коктебеле, пицунде, в каннах и на канарах?

 

ну а мне-то – на нарах твоих

                                                 с нацарапанной кличкой,

потому, что нет выхода мне

                                                там, где ты просочился

на свободу из рук зачарованных,

                                                        мой конвоир.

 

* * *                    

                            а.с.

 

так была зачарована дружбой,

что ни помыслов о поцелуях,

ни намека на страсти мерцанье.

 

по фронтам я искала ушедших

и нашла то, что знать мне не нужно:

это дружба была, - почему я

только тенью бежала за нами.

 

это маски нацелены, дула

оказались наставлены ночью

и крошились

                      от эха

                                гОры,

 

и подслушанные разговоры,

мне подсказанные между прочим,

говорили, что жизнь – короче

и не впору случайной смерти.

  

 

9 августа:

 

* * *            

                       а.с.

 

я так рада тебе безыскусно,

как ребенок, нашедший игрушку,

что мне стыдно на люди казаться.

 

загляни в глаза – что ты увидишь

там, за блеском и дымом экрана?

ты другую найдешь, может статься.

 

я еще совершенно не знаю

ни чечню эту (ей ни к чему я),

 

ни тебя, разумеется, - бог их

сторонится меня между вздохов,

 

как и всякую, у которой

щиколотки приоткрыты.

 

и щекотка

                 ему не мешает

наших слёз или криков.

 

* * *

 

не тревожь меня, не буди,

посмеюсь над тобой и пройду.

ах, какие мужчины зовут

и лелеят на расстоянье,

когда жизни совсем не осталось!

 

тогда точно всё впереди,

и судьбу меняешь на ту,

что сгребают лопатой в золу

там, где нет ничего между нами, -

 

и свобода

                 одна есть.

 

* * *

 

а всего-то внимания: приручили, не выгнали,

прикоснуться к тебе через узкое слово дозволено.

душу-дудочку вынули, отряхнули и не неволили,

потому что ей хочется петь, чтобы люди увидели,

что она хороша, и беспечна еще напоследок, -

 

вот и вечер уже. вот и зона моя. - ну-ка, следуй!

 

* * *

 

как любили бы слабую. обожали бы, - я говорила.

обжимали бы бабу, захлестывая на перила.

уважали бы женщину. даму бы околдовали

не духами, мехами, что полыхали на даме

запрокинутой в оторопь, - что с нее взять, кроме стона,

кроме стана летучего, змЕя ползучего, звона

половецких колец и тяжелого жаркого смеха?

потому что он предал, уехав до первого снега.

 

* * *

 

я стала думать, как бы мне не жить.

там так спокойно, ласково и тихо.

как прекратить томительную жуть

и стать опять светлей и легче пуха.

не к спеху мне, казалось, отлетать,

не завершила всё, что не докончить

и в малой части, но собакой гончей

устала я петлять: глухонемой -

хоть кАжется, что я иду домой.

 

* * *       (просторечное).

 

всё лишь только перевернется:

под ногами засветится небо,

в головах притаится земля.

 

но придется дойти туда: нету

дорОги домой короче,

чем господние вензеля, -

 

выписывай под шафе,

раскачиваясь на шарфЕ.

 

* * *

                    и.ж.

 

я узнАю дом

                      по оторванному шиферу,

по загнутой жести

                               на водосточной трубе,

неприличным жестом

                                     показывающей тебе,

что здесь вот и жили вы.

 

вот бы мне аутисткой быть,

                                               не зависящей от общения

и той памяти, где нет прощения

березе:

            ее вина,

что жива она, как четверть века назад,

                                                                 неизлечимо

и какой-то мужчина тычется наугад

чем-то, как ножиком или щетиной,

и царапает имя.

 

там столовка была с винегретом и каберне,

подорожник пылил сквозь асфальт,

чтоб откашливалось тебе и мне

общей родиной, брат.

 

произнеси-ка в транскрипции

все эти тени и лица и

                                    солнечных зайчиков пляс,

по которым я знаю,

что кто-то дома у нас.

 

* * *

                                   а.с.

 

может быть, я сумею немного еще потянуть

за шнурок намыленный путь

между прошлым - и пришлым.

 

лишь бы ты улыбался сквозь стрОки чему-нибудь,

ну приди же

посмотреть в это зеркало над головой забубённой:

там плакал ребенок.

 

ну что стОит тебе успокоить, - он скоро

                                                                    заснет,

ему просто приснилось,

                                         что жив.

 

и на тот же мотив, сделай милость,

его подхватив -

отпусти этот гнет.

 

* * *

                                  а.с.

 

что тебе рассказать, чтоб немного отвлечь от беды?

разделяют нас бездна, стремнина и стереотипы, -

отраженье воды в небе взорванном – и следы

этой женщины мутной, - как речка в ущелье, дикой.

 

так умеет она застудить и не расплескать

на рассвете кувшин, - по осколкам его ты найдешь

на своем языке, где не развязать пояска

и где не всадить нож, потому что такая тоска,

что туда не дойдешь до рассвета и до воды -

пока мы еще молоды.

 

 

10 августа:

 

* * *

 

1.

не привлекалась

                            на запах спермы

по той статье,

когда стой и не падай

на томительной высоте,

будто ты первый,

а проще сказать – на мед

пчёлы слетелись,

как будто ты

                      мертв,

а я – как в теле,

и наоборот.

 

2.

они

      чуят

              под собой не страну,

как женщину,

                       а чужбину:

 

кобыле легче, и я лучше скину

ребенка:

              зачем ему будущее

удушающее?

                      но одну

оставьте песенку мне –

                                        и воронку

песка.

 

3.

на панель сойти и упасть –

ниже некуда.

остается последний пазл –

и приехала

в ту же точку, откуда свет

начинается,

где была я, но нету, нет

нынче мальчика,

что вагону махал - помог

и светился.

перепутали числа, - бог,

это ты всё!

 

 

11 августа:

 

* * *

 

как ты, марина, справлялась?

                                                 со взрослой душой –

телом, таким молодым, непослушным, с ненужностью.

службу отбыть, - а кто свечку над нами держал -

вытянул душу всю.

 

эта дешевка – не жизнь, и встает на дыбы

строчка на платье, и автоматная очередь

пляшет транзитом, трассируя надолбы

против любви, - и не видно ее из-за прочерка

 

между рожденьем и гибелью невпопад.

вот я спросила тебя – ну чего дожидаться нам?..

недостижимый на небе качается брат,

птицы стократ повторяют земные овации, -

 

да и поклоны. под куполом вытертый пол,

выстукан лбами. но сутки-то как продержаться?!

аве марина, мир суетен, вечен и подл,

ты прибери меня, прибереги, не помилуй.

 

* * *

 

отбывая туда, где стихов

не бывает в прострации речи,

нет пространства и времени: вечен

этот перечень пустяков –

троеперстия птичьего, кАчки

у стены, чистых рук преступленья

мусульманского, или каторги

опаляющего каленья

вдоль по гангу, и по тверской –

по традиции воровской.

 

отбывая туда, где себя

не встречается в зеркале вод, -

ведьму юную ты оседлал,

и купала ведет хоровод

вверх по лысой горе, до луны

только пляски и стоны слышны -

голосит медитация секса.

 

бог простит и зевнет: это весь я

вышел вон. и оближет усы

от осЫпавшей звЕзды росы.

 

* * *

 

любовь проклятая пахнет левкоями,

а когда ее нет –

                           значит, вечным покоем, и

тень моя колышется на волне,

не совпадающей с твоим временем

и теченьем подводным: именем

тебя не назвать,

                           ведь неуловим

тот, кто был Им.

 

 

12 августа:

 

* * *

 

надо бы выбрать ангела.

пошутим с ним для начала

наяву было радости мало мне,

и ему – с неба звезд не хватало

тем более: за плечом

простоял всю жизнь, ни при чем,

от лермонтова - и до врубеля.

как бы тебя не убили бы...

хоть бы раз приголубили, -

но ты из облака вылеплен.

 

* * *               

                                а. с.

 

не умирается! я пробовала – всё

почти. и босиком в росе,

и по веревке с облака спускаться.

клаустрофобия любви неисполнимой

мне говорит, что выхода нам нет

на сцену жизни, и в любом обличье

тебя приму я – за другого.

 

невиртуальна перекличка птичья,

но слова нет – и берега иного.

 

* * *

              «На твой безумный мир

              Ответ один – отказ». М.Цветаева.

 

соскребаешь высохшего ребенка с тела –

плоды любви были скользки, а как ты хотела?

а как мечтала, - вот подавись рыданьем

на молитве, ловитве, ты вся – с опозданьем,

 

и в мерцании взгляда, и убегающая по лунной дорожке –

дура, не промочи ножки, тебе никогда не отмыться,

тебе не достанется нашего счастья ни крошки,

мы – это люди, где от тебя двоится

 

на застолье. и швыряют кость тебе, как собаке, -

гостье

           посреди драки.

 

* * *

 

каждый день мне кажется, что я больше не выдержу взгляда

пустого экрана, почтового ящика, окон,

отражающих то, чего мне видеть не надо,

и к чему весь мир так пунктуально подогнан,

 

а я всё не подохну никак

                                          ни от разряда

затаенной страсти, ни от колкого «здрасьте» соседки,

поджавшей губы, или прохожего, рядом

в рай из ада спускающегося, как птица по ветке. 

 

* * *

 

мне-то время зачем, когда его нет?

                                                           в искривленном пространстве

так и будем сюда возвращаться мы, иностранцы,

по наречию птичьему нас распознАют, к отчизне

прикрепят подорожной: со станции Смерть – и по жизни

до кольца допетлять, - но как щелкают шпалы, как рельсы

друг о дружку скрежещут, и в варежках вымокли руки!

заходи на чаек во времянку, погрейся: разлуки

избежать не дано - и последних звонков этих, если

так и мыслишь по-русски.

 

* * *

 

как бы сделать, чтоб не возвращаться.

попросить заступиться на небе?

в черном хлебе разгладится вмятина,

память вытрется, пообтешится.

 

погляди напоследок внимательно:

попадешь сюда, может статься,

так хоть будешь знать, где тут вешаться,

ведь не вежливо переспрашивать.

 

 

13 августа:

 

* * *

 

течение

              меняет направление, разбиваясь воронкой,

пресекаясь лучом, раскалываясь сознаньем

того, что, скажем, пришла похоронка,

бегавшая раздельно за нами.

 

никогда ведь не знаешь, кто первый споткнется

об угол круга, замкнутое пространство,

и выйдет вон в считалке на солнце, -

ну, здравствуй,

 

вот мы и свиделись наконец без преград, теней или тел,

как ты не хотел, а я всё ждала на берегу,

что на бегу наконец окажусь не у дел, -

да нет вот пока, не могу.

 

* * *

             «Бродяга остается - вне...». М.Цветаева.

 

ваши горькие тополя

                                    забыли мой запах и свет,

не помнят дОма и для

                                      не живут, поскольку их нет

вместе с нами, и снами

                                        для воздушные замки

прошлого, знать не зная,

                                          выворачивают наизнанку

веревку мыльную – душу,

                                             выкручивают мне руки,

чтоб речь родную не слушать,

                                                    захлебываясь по-русски.

 

* * *

 

мужчина – это тот, кто не защитит,

кто променяет. о кого вытрешь ноги

                                                              после купанья,

забираясь в постель,

                                   где любовь без названья

щит спины выставляет.

                                        потом еще год мутит, -

 

и разглядываешь с пеленок его отраженье,

ужасаясь на поле сраженья.

 

мужчина – брошенный твой ребенок,

он плачет беззвучно и поступает по-своему,

пока ты ползешь за ним, отбивая колени, он, обновленный

с твоею подругой, обоих любить позволит

 

или нет, под настроенье и занятость, -

ты сама на такого позарилась,

опозорилась, чтобы корюшкой и огурцом

пропахнуть перед концом.

 

вот и пишешь, - изменить бы его дыхание,

точней, облегчить и продлить его,

спасая плохими стихами

(там, где не бывает третьего)

от кровопролития.

 

 

* * *


итак, подстричься. переменить палитру.
платье укоротить да и выйти нА люди,
так и шагать, точнее, ползти по миру,
чтобы не видели, а на деле бы -
     ненавидели

просто от скуки, вместо поллитры, -
     маленькой
даже назвали, - она и поверит: выжить бы!
выдержать натиск тоски, равнодушие
     ближних

и наплевательство дальних, покуда не
     вышибли
из рук всевышних.